Забравшись на широкий подоконник, Саша поджала под себя ноги и уставилась в окно, неспешно попивая чай из маленькой ложечки, потому что он был невероятно горяч. Подоконник наверняка был покрыт пылью, ведь Саша редко брала в руки чистящие средства и шла войной на беспорядок. Она вообще предпочитала ничего не касаться в этой квартире, где каждый квадратный миллиметр был пропитан вкусом покойной тётки. А вкус у неё был, надо сказать, отвратный... Впервые попав в эту квартиру, которая по документам уже принадлежала ей, девушка долго не могла расстаться с ощущением, будто она является филиалом какого-то музея. Здесь даже пахло так же! Чем-то старым и вместе с тем захватывающим, хотя ничего захватывающего в причудливых орнаментах, украшающих стены и витиеватых каркасов мебели Саша не видела. Она бы с превеликим удовольствием переделала здесь всё до самого основания, но финансовых средств для достижения такой цели не было: в ювелирном магазине стерва-начальница вычитала из зарплаты кое-какие проценты за каждое опоздание, а с глупцами, бегущим с любой проблемой к "ясновидящей" в последнее время было туго. Ну, а то, что Саша Фирс успела заработать до кризиса на рынке "доверчивых дурачков", она давно потратила. Одежда, обувь, бижутерия... Сотни свечей, необходимых для поддержания имиджа Кармы (сама Саша задавалась вопросом, почему ей верили куда охотней, если она сидела в окружении огня, но ответа не находила), и прочие глупости, потянувшие, однако, на весьма круглую сумму. Теперь девушка оказалась на мели и с замиранием сердца ждала, когда же наконец раздастся стук в дверь, а за нею окажется пухленький глупенький кошелёк с купюрами, которыми она могла бы поживиться...
Она впервые была в таком отчаянном положении. С деньгами, конечно, у неё и раньше туго было, но никогда настолько плачевно. В штатах она практически не жила одна, поэтому в холодильнике всегда находилось что-то съедобное и ей, признаться, никогда в голову не приходило, что эти запасы нужно пополнять. А когда она работала в стриптиз-баре, то и вовсе не задумывалась о своих тратах, зная, что пятничным вечером всегда сможет быстро удвоить свой скромный капитал. Переехав в Лондон она стала немного серьёзней относиться к деньгам. Теперь она сама о себе заботилась, теперь у неё было собственное жильё и - кто бы мог подумать - настоящая взрослая жизнь с нескончаемыми счетами и задолженностями по кредитной карте. Саша не раз задумывалась о возвращении к шесту, но всё же отметала эту мысль. Всё-таки она была дипломированным клиническим психологом, хоть и не шибко в этом разбиралась: за свою дипломную работу она заплатила какому-то чуваку, которого нашла в интернете и точно так же поступала раньше, когда приходила пора сдавать научные тракты и прочую ерунду. Хотя о том, чтобы найти работу по образованию, Саша тоже не думала, в отличии от размышлений о барах, ярких софитах и приятно хрустящих купюр в нижнем белье. В штатах танцевать у шеста было чем-то нормальным, здесь же... Раз уж она ступила на порог взрослой жизни, пускай и запоздало, то теперь какой смысл отступать? Правда, она настолько отчаялась, что заполнила анкету для участия в каком-то реалити-шоу: купилась на сумму с кучей нулей, обещанную победителю и теперь ждала отклика. Отклика, клиентов, солнца... Она ждала от этого города многого, но пока не получала.
Чай наконец-то остыл и пустая чашка из белого фарфора перекочевала в угол к ещё трём таким же. Этот сервиз Саша нашла в одной из коробок с вещами Амелии и одну чашку уронила сразу же, стоило достать её наружу, но с остальными она обращалась более аккуратно, хоть и ленилась их мыть. Остальные коробки она до сих пор не разобрала, хотя прошло больше полугода с того момента, когда она переступила порог квартиры. Иногда, когда Саше было нечем заняться, или же она попросту не могла уснуть, вещи Амелии приходили на помощь, чтобы Фирс могла на что-то отвлечься. Книги, посуда, старые журналы, семейные фотоальбомы... В одном из них она нашла фотографии, сделанные в то время, когда они жили в Эль-Пасо и едва узнала себя в низенькой худенькой девочке с причёской в стиле "афро". О, её вечная боль - непослушные волосы... Однако Саша не была достаточно сентиментальной, чтобы достать фотографию из пыльной коробки, возможно, найти ей рамку и оставить на виду, поэтому, вдоволь насмотревшись на неё, она приступила к следующей коробке, с золотым блеском в глазах выудив из неё большую шкатулку с украшениями. Кольца с массивными нефритовыми камнями как раз были сегодня на её пальцах и серебряный ободок негромко стукнул, соприкоснувшись с входной дверью, когда Саша, услышав столь долгожданный стук, на всех парах полетела встречать своего гостя.
Гость смотрел на неё, а она, в свою очередь, во все глаза уставилась на него. Его взгляд скользил по её волосам, крупными кудрями рассыпанными по плечами, и по глазам, словно считывал информацию, как банковский терминал считывал данные с карты. И ей, на самом деле, не помешало бы заняться тем самым: подготовить почку для дальнейшей беседы, если гость пришёл именно за этим.
- Вы Саша Карма?
Его голос показался девушке необычным, но сказанных слов не хватило, чтобы определить, что было не так. К тому же сам вопрос отвлёк её от этих мыслей, потому что ей пришлось сдерживаться, чтобы не закатить глаза или не рассмеяться. Это дурацкое прозвище, данное ей одной из клиенток, разлетелось по городу со скоростью света и девушке оставалось лишь смириться с этим, хотя каждое упоминание Кармы её изрядно смешило. До чего же нелепо звучало... Нелепо и вместе с тем эффектно в узких кругах. Кое-как одолев рвущиеся наружу смешки, она медленно кивнула и подтвердила:
- Саша.
- Скажите, о, всезнающая...
Округлив глаза, Саша, незаметно для своего собеседника, ущипнула себя за запястье, чтобы не расхохотаться и тем самым не выдать себя с потрохами. Довольно забавно было слышать такое от взрослого мужчины, ведь привычная аудитория Кармы состояла из тучных домохозяек: достаточно умных, чтобы попросить Сашу предъявить документы, но вместе с тем достаточно глупых, чтобы верить каждому, сказанному ею слову.
- ...скажите мне, что со мной не так?
"Ужасный стиль одежды", - пронеслось у неё в голове, когда она, справившись с нагрянувшим весельем, таки осмотрела мужчину с ног до головы. Чёрная обтягивающая водолазка в невыгодном свете подчёркивала его худобу, выделяла её и впалая грудь вместе с тонкими руками сразу бросались в глаза. "Наверное, он болен", - решила Саша и подумала, что высказав такое предположение, вряд ли окажется неправой. Уж слишком болезненный вид у него был... А когда его колени вдруг подкосились, когда сработала сила притяжения и мужчина в одно мгновенье опустился на пол, она и вовсе кивнула самой себе, прежде чем броситься ему на помощь. "Точно какой-то отчаявшийся пациент". Таких к ней приходило не мало: утратившие всякую надежду на выздоровление почему-то считали, что раз не справилась традиционная медицина, то помогут какие-нибудь сомнительные высшие силы. Впрочем, таким Саша отказывала, считая, что играть с чужим здоровьем и давать ложную надежду она не в праве. Но пока этот бедолага не успел ни о чём попросить, она могла хотя бы воды предложить...
И получить отказ. Выпрямился мужчина так же быстро, как и потерял равновесие. Зато Саша наконец поняла, что не так с его голосом, расслышав акцент. Она и сама выделялась среди других своей речью: родом из Америки, да ещё из южного штата, жителям которого были присущи некоторые волнующие нотки в голосе и странное произношение, так сильно отличавшееся от здешнего - британского. Но это шло ей на пользу, ведь многие из её клиентов находили этот акцент необычным, не похожим на простой американский, а потом придумывали и даже распространяли всякие небылицы о том, как Саша Карма бежала из Судана, Эфиопии или ещё какой-то богом забытой страны, чтобы привезти свой дар нуждающимся. Глупости...
Услышав имя мужчины, Саша подняла глаза и встретилась с его протянутой рукой. Вздёрнув бровь, она несмело сжала его тонкие пальцы и повторила:
- Саша. Пройдёмте за мной...
Выпустив его руку из своей, девушка лёгкой походкой направилась в комнату, в которой обычно принимала своих "заблудших душ". Небрежным жестом она указала гостю на стул, а сама взяла зажигалку и, не торопясь, зажгла десятки свечей, выстроенных в ряды или кучки - зависело от места расположения. Окно было задёрнуто плотными шторами, через которые не пробивался солнечный свет, а на помощь свечам приходил незаметный светильник, стоявший за спиной Саши так, чтобы окутывать её светом со спины и тем самым скрывать в лёгкой тени её лицо. Когда всё было готово, девушка отшвырнула зажигалку в сторону, устроилась на своём месте и, скрестив ноги под столом, прищурилась, глядя на мужчину.
- Протяните руки, Влас, - мягко попросила она и протянула свои - ладонями к верху. Когда его тонкие холодные пальцы снова оказались в плену её горячей кожи, Саша зажмурилась и устало улыбнулась, собираясь сказать то же самое, что говорила каждому гостю, приходящему к ней впервые: - Вас привёл ко мне интерес, так ведь?
Интерес всегда был основной составляющей тех причин, которые приводили к ней того или иного человека. Человек по природе своей скептичен и когда его ушей достигают слухи о ком-то, кто способен на что-то большее, нежели любой другой, просыпается тот самый интерес. Неужели правда? Неужели это возможно? И ещё десятки других "неужели", на которые Саша старалась дать положительный ответ.
- Бьюсь об заклад, вы ожидали увидеть эмм... Даму средних лет в непонятной одежде, но никак уж не такую как я - встретившую вас в кедах и коротких шортах.
Усмехнувшись, Саша слегка наклонила голову набок, пытаясь прочитать по лицу Власа его мысли. Стандартное представление людей, связанных с "потусторонними силами" у всех было если не одинаковое, то стремящееся к этому. В восьмидесяти процентах случаев Саша попадала такими утверждениями в цель и теперь ей оставалось надеяться, что этот длинноволосый мужчина не попадёт в число тех двадцати процентов, которых не удалось так легко обвести вокруг пальца.

Джейсон лишь с улыбкой слушал то, что она говорит, и смотрел на то, что она делает. Она боялась, она бесилась, она обижалась. Пыталась скрыть эмоции, казаться этакой сильной девочкой, но быстро растеряла всю свою железность, стоило ему только прикоснуться к ней в совершенно невинном, почти нежном касании.
- Нет, что ты, милочка. Слишком много чести - называть тебя в честь своей бабушки. Ты же не говоришь свое имя. Спорим, оно еще хуже? Типа.... Хм, дай-ка подумать... Гретхен или... Таня. Фу, какая гадость.
Он медленно ходил сзади нее, вынуждая ее сдаться и повернуться к нему. Вот только... Вот только ее поганый язык все никак не желал униматься. Блейку было плевать на все ее грязные инсинуации, на все, что она болтала. Он пропускал мимо ушей, даже не смотрел на нее толком, фиксируя в своей голове только то, что могло помочь ему сделать ее послушной куклой. И Джейсон знал, что движется в нужном направлении.
Да. До тех пор, пока его уши не уловили слово "жена".
Он должен был это вытерпеть, должен был продолжать холодно усмехаться и не показывать свои эмоции. Джейсон должен был пропустить это мимо ушей, но грязные подлые слова не умолкали, эхом разливаясь в его черепной коробке, в которой начала пульсировать ярость.
Джейсон криво усмехнулся, пряча за оскалом настоящую, неприкрытую ничем боль, и опрокинул стаканчик с остатками ледяной воды ей на шею. Неожиданно. Неожиданно настолько, что ему на миг показалось, что она чуть было не задохнулась от изумления и злости. Вот только ему было плевать. Он хотел большего, хотел сделать ей по-настоящему больно. Так больно, чтобы это хоть призраком было похоже на ту адскую боль, что испытывал Джейсон, вспоминая о своих близких, о том, как им было хорошо вместе. О том, как смеялся его сын и радовалась жена. О том, какие нежные, искренние, наполненные живыми чувствами, ночи были у него с его женщиной. О том, как она читала сказку на ночь их сыну, а сам Джейсон лежал рядом и чуть было не засыпал раньше Криса, на нос которого неизменно падали каштановые кудрышки, обрамлявшие по обыкновению его лицо. Это было так больно, что выворачивало душу наизнанку. И даже слов не было, чтобы описать, насколько Джейсон сейчас себя ощущал бараном, с которого живьем сняли кожу. Это было даже не больно. Это наполняло легкие огнем, а пальцы скручивало судорогами.
Его боль смоет только кровь. Ведь так, да? Кровь врага поможет?
Джейсон наклонился к девчонке совсем близко, почти давя своей грудью на ее спину. Его рука тяжело обхватила шею сзади, давя своим весом, а сам он встал к ней вплотную. Так, что ощущал каждый ее нервный вдох. Потому что ей было страшно. Его колени почти нежно провели по ее бедрам, когда он продолжал давить на ее шею, заставляя ее прогибаться еще сильнее. А потом... Потом он резко поднял ее голову и со всей силы опустил о металлическую столешницу. Это было ужасно. Да, но он... его срывало с катушек, стоило только что-то сказать о жене или сыне. Он был готов убить каждого, чьего языка случайно касались их святые имена и памяти. Вот и сейчас... Сейчас он чувствовал, что в глазах лопнули мелкие сосуды и его взгляд наполнился кровью, причем отнюдь не иносказательно. Джейсону было сложно дышать. И он все смотрел и смотрел, словно в заторможенной съемке, как медленно течет кровь из поврежденного носа пленницы, как затравленно она смотрит на него. Сам же он прикоснулся губами к ее щеке и начал говорить тихо-тихо, так, что касался ее лица будто в легких поцелуях.
- Моя жена была самой прекрасной женщиной на свете. Настолько прекрасной, что я готов был целовать ее следы на земле. До тех пор, пока эти следы не исчезли после массированной атаки кармийцев на мирные корабли.
Его рука все так же лежала сзади ее шеи, давя на позвоночник. Губы медленно путешествовали по ее коже, пока он говорил, но это должно было скоро закончиться. Джейсон издевательски провел по бедрам пленницы руками и остановился на талии, сжимая ее так, что девчонке однозначно стало сложно дышать. Ему нужна была ее боль. Ее боль, смешанная с кровью. Но еще сильнее было то отчаянье, та грязь, которую она могла бы испытать, если бы они были при других обстоятельствах, и если бы он не испортил все своими неуправляемыми эмоциями.
Это нужно было исправлять, но Джейсон будто завис. Он все так же давил на ее шею, раскачивая ее голову из стороны в сторону, и чужими глазами это можно было бы воспринять, как массаж. Вот только это не было массажем. Это было живым доминированием, доказательством того, что девица сейчас находилась в его власти, безграничной и яркой. И это доставляло радость. И отдавалось в его сознание тысячами иголок. Джейсон никогда не был садистом. Он уважал женщин, не умел и не хотел их обижать. Но... Судя по всему что-то изменилось сейчас. И...  К черту.
Потому что сейчас он смотрел на кровь, которая стекала по ее подбородку вниз, по шее, скапливаясь на ключицах и... хотел еще. Хотел еще видеть, как ей больно, как выступают слезы на ее глазах. Хотел, чтобы он рыдала, ломалась, прогибалась... "Стоп, Джейсон, стоп. Что происходит?"
Стало страшно. И... И еще... Но Джейсон не признался бы в этом даже себе самому.